Игорь Краснощеков
"Призрак Куршской косы"
От автора.
Старинная легенда в современном изложении.
Действие происходит на Куршской косе, в поселке Россинтен (Рыбачий). Также в этой истории используются древние названия городов: Кёнигсберг (Калининград) и Мемель (Клайпеда).
Давным-давно в Куршском заливе обитал Призрак – огромная черная утка. Многие люди, жившие на косе в те времена, видели ее. Чтобы заметить Призрака, нужно посмотреть на него мельком, краем глаза, не задерживая внимание. А взглянешь прямо и пристально – исчезнет, как никогда и не было. Старые бабки говорили, что живет Призрак возле Куршской косы еще со времен эпохи викингов и часто помогает попавшим в беду людям.
И вот однажды черная утка со своими утятами пришла к человеку, которому когда-то помогла, в надежде на ответную помощь.
А к чему все это привело, почему нельзя платить жадностью за доброту и о вещах, которые похуже смерти, вы узнаете, когда прочтете эту книгу.
Глава первая
Трактир «У доброго Ханка»
Давным-давно на обочине почтового тракта, проходившего по Куршской косе и соединявшего древние рыцарские города Кёнигсберг и Мемель, рядом с поселком Россинтен, стоял трактир. Открыл его некий Ханк, приехавший сюда из Кёнигсберга. Имя Ханк, обозначавшее «Добрый бог», не особо ему подходило. На бога этот человек был совсем не похож, да и доброты в нем отродясь не водилось. Был Ханк невысокого роста, с большим животом, маленькими толстыми ножками и короткими волосатыми пальцами. Прикупив по дешевке большой старый сарай, где прежние хозяева делали лодки, Ханк переоборудовал его под трактир. И назвал заведение в духе тех времен – «У доброго Ханка». Со строителями трактирщик до конца не расплатился, то придираясь по мелочам к выполненной работе, то откровенно обманывая простых людей. Поскольку таких жадных и бесчестных подонков среди жителей Россинтена никогда не было, название трактир стало в народе нарицательным. Когда хотели назвать человека жадным и бесчестным, так и говорили: «добр и честен, как Ханк». Хотя сам он очень любил поговорить о совести и порядочности, как известно, это самая обожаемая тема всех жуликов и воров.
Если кого и любил жадный трактирщик, так это свою дочку. Весной она тяжело заболела и чуть не умерла, долгое время доктора ничего не могли сделать. Но неожиданно дочка поправилась, и угрюмый трактир вновь наполнился веселым детским смехом.
Стояло заведение Ханка на небольшом пригорке, недалеко от берега залива. Многие жители Россинтена видели здесь огромную черную утку, плавающую с двумя крупными утятами. Вроде идешь по тропинке мимо – увидишь, зацепив краем глаза, а повернешь голову – исчезла: показалось. Поэтому и звали ее Призраком. Ходили по поселку про эту утку всякие бабьи сказки о том, что Призрак помогает людям, выполняя их самые заветные желания. Одни верили, другие нет. Год проходил за годом, десятилетия текли мимо, поколения жителей сменяли друг друга, но черная утка продолжала показываться людям.
И вот однажды, в морозный декабрьский вечер, приключилась история, которую жители Россинтена вспоминали с невероятным ужасом.
Глава вторая
Залетные гости
Незадолго перед Рождеством, когда ветер с моря завывал в очаге, дверь в трактир распахнулась. Сидящие за столами местные рыбаки, коротавшие долгие зимние вечера где угодно, лишь бы не оставаться дома со сварливыми женами, дружно обернулись. Окутанные морозным воздухом, в дверь вошли два человека, одетые в полушубки из волчьей шкуры. Уверенно осмотрели зал: рыбаки, крестьяне да пара торговцев. Местные завсегдатаи вернулись к своим разговорам – кто только тут не шастает по большому тракту.
Трактирщик Ханк немедленно выскочил из кухни.
– Здравствуйте, господа, – с маслянистой любезностью произнес он.
– Здравствуй, хозяин, – ответил один из гостей, – распорядись напоить и накормить наших коней.
– Будет сделано, господин. Выбирайте себе стол поудобнее, сейчас все организуем в лучшем виде, – ответил Ханк и, потирая руки, пошел отдавать указания.
Распорядившись насчет коней, он стал смотреть в щель между дверью и стеной, наблюдая за новыми посетителями. Первый из них – примерно пятидесяти лет, типичный швед, худощавый и прямой как жердь, седые волосы коротко острижены; второй намного моложе, черные волосы и прямой нос подчеркивали наличие римской крови. Одежда на обоих добротная. Оружия вроде нет. Из поклажи – среднего размера заплечные мешки, не считая того, что в седельных сумках, но там, скорее всего, ничего ценного. Чувствуют себя спокойно и уверенно. Спину держат прямо, глаза цепкие. Похоже, купцы издалека, скорее всего, бывшие солдаты.
«Жирные клиенты, – подумал Ханк, – облапошим как миленьких». Какое-то внутреннее чувство попыталось насторожить трактирщика, но после недолгой борьбы победила жадность.
Ханк поманил супругу:
– Пара залетных. Доставай хорошего пива и шнапса покрепче.
– Так нет ничего хорошего, – ответила Моника, – поставщику два месяца не платим, вообще сказал, что не привезет больше, пока не рассчитаемся. А от нашего и рыбаки нос воротят.
– Тогда достань из моих личных запасов, выпьют, а потом и дерьмо пойдет, – он тихо хихикнул – погреем ручки.
– Опять за старое? Однажды это плохо кончится.
– Не каркай. Все по-честному. Надо уметь правильно договариваться – и дело в шляпе!
Гости, сняв полушубки, уже сидели за столом. Распахнув ногой дверь, Ханк вышел из кухни, масляно поблескивая хитрыми глазками. В руках он нес большой поднос с бутылкой шнапса, стаканами и тарелками с закуской.
– Угощайтесь, господа! Еда скоро будет готова. Не волнуйтесь, это за счет заведения! У доброго Ханка для дорогих гостей всегда все самое лучшее!
Сидящие за столами рыбаки понимающе усмехнулись.
– Мое имя Альберт, а это Ральф, – сказал старший, – нам нужна еда, ночлег, а также стойло и овес для коней. Одной комнаты вполне достаточно. Рано утром позавтракаем и уйдем. Путь ждет неблизкий, а дороги замело. Сколько денег возьмешь?
– Две монеты серебром.
– Не дешево.
– Зато у меня все самое лучшее! Лучший шнапс и пиво, прекрасная свежая еда и чистые постели.
Швед кивнул, соглашаясь.
Глава третья
О честном заработке
Гости выпили по рюмке и закусили. Жар от камина согрел лица, и уставшие после долгой дороги люди немного расслабились. Потом по второй и третьей. Вообще хорошо. Клаус посматривал в щелочку – бутыль понемногу заканчивалась.
– Еще хорошего или обычного? – тихо спросила жена.
Ханк видел, что еще не совсем пьяны, но жалко стало хорошего шнапса, для себя любимого припасенного.
– Давай пойло, из маленькой бочки. Там получше. А потом и обычное пойдет. Сама отнеси. Да задницей поверти, как учил.
Жадный трактирщик не чурался никаких способов «честно заработать». Ну похлопают по заднице, легче с деньгами расстанутся – он всегда старался вызвать у порядочных людей чувство вины: легче договариваться. Молодая жена тихо ненавидела Ханка. Его липкие ладони с короткими волосатыми пальцами, огромный вонючий живот, бесконечные придирки и вечное недовольство. Не о том она мечтала, выходя замуж за богатого, хоть и старого жениха.
– О, какая красотка! – черноволосый гость хлопнул ее по налитой попке. – Посиди с нами.
Клаус смотрел из-за двери.
– Не могу я, работы много.
– Посиди, посиди. Небось, служаночке тоже хочется немного отдохнуть.
Он привлек ее на колени.
– Будешь капельку?
– Разве что капельку.
Эта бутылка была явно хуже. Поморщились, но выпили.
Местные освоились с приходом чужаков и громкими охрипшими голосами, стараясь перекричать друг друга, рассказывали свои рыбацкие байки. Ветер все так же завывал за стенами. Отблески пламени плясали на окнах. Ральф крепко ухватил сидящую на коленях девушку за грудь, та тихонько взвизгнула. Тут трактирщик, дождавшись момента, появился с огромным подносом в руках, наполненном жареной свининой и ароматным свежевыпеченным хлебом.
– Как нехорошо так хватать мою жену! – придав голосу максимум возмущения, прокричал он. – Что вы себе позволяете?!!
– Это ваша жена? – удивился Ральф. – Я подумал, служанка. Ведь она годится вам в дочери!
– И тем не менее это моя супруга! – возмущенно настаивал Ханк. – Немедленно убери руки! А ты пошла отсюда!
Моника, не особо торопясь, вышла на кухню. Ральф постепенно становился красный, как вареный рак.
– Мы приносим свои извинения, – сказал Альберт с легким поклоном, – такого больше не повторится.
Глава четвертая
Две серебряные монеты.
Изобразив на жирной морде оскорбленную невинность, Ханк молча последовал за супругой. Все идет по плану – и пойло прошло, и вину чувствуют. «Заплатят, – рассуждал он, – куда им сейчас деваться. А начнут кочевряжиться – братья их мигом уму-разуму научат, и не с такими разбирались. Да и не зря же я плачу этим придуркам, пора отрабатывать». Пока залетные трапезничали, Ханк позвал Вальтера и Карла, которых он держал за помощников в грязных делах. Эти два братца, такие же отъявленные негодяи, как и сам трактирщик, были самыми здоровенными бугаями во всем поселке. Ловить рыбу или работать на земле они считали ниже собственного достоинства. Рыбаки братьев ненавидели, но боялись. Налив обоим по большому стакану отвратного, но крепкого пойла, он обсудил с Вальтером и Карлом детали предстоящей «работы». Братья злобно ухмыльнулись – мол, все сделаем, хозяин.
Когда гости поели, трактирщик вышел в зал, собрал тарелки и поднос.
– Еще чего желаете?
– Достаточно. Завтра рано выезжать.
– Как прикажете. Ваша комната готова. И надо бы рассчитаться, господа, у нас не принято откладывать на утро денежные вопросы.
Старший развязал кошель и выложил две серебряные монеты. Взяв деньги, Ханк внимательно их осмотрел. Настоящие.
– Этого мало, господа.
– Ты назвал цену, мы согласились, – ответил Альберт.
Ханк масляно улыбнулся. Клиент подготовлен, попил, поел, жену потискал – пора платить. А договариваться он умел лучше всех на свете.
– Вы меня неправильно поняли. Две серебряные монеты – это за ночлег. За каждого из вас, а вас двое, значит, четыре. Еда отдельно – еще по три монеты за каждого, – загибал хозяин толстые волосатые пальцы, – итого десять. И выпивка у меня очень дорогая и самая лучшая в наших местах, первую бутылку я и так поставил вам за счет заведения. Итак, три за вторую бутылку шнапса и еще шесть кружек пива по серебряку. И по два за коней – овес и стойло тоже денег стоят. Итого двадцать три монеты.
Гости с интересом смотрели на него. Молодой почему-то улыбался, а глаза старшего постепенно наливались сталью. Один из рыбаков покачал головой и смачно сплюнул на пол. Несколько человек зароптали, но вмешаться никто не решился.
– Ты, похоже, мастер торговаться, – жестко усмехнулся Альберт, – люблю таких добрых и порядочных людей.
В следующее мгновение он резко выбросил руку, схватил Ханка за горло и швырнул на стол из толстых сосновых досок. Стол крякнул, но выдержал, а большое глиняное блюдо с хрустом разломилось.
– Но мы тоже в договорах кое-что понимаем. Насколько я помню, а это могут подтвердить все присутствующие, я сказал тебе, что нам двоим нужен ужин и ночлег, а также необходимо позаботиться о лошадях, – ты назвал цену.
– Считаете меня за идиота? – захрипел трактирщик, пытаясь вырваться. – По-хорошему будем платить?
– Конечно! Мы сейчас за все заплатим. С процентами!
Альберт быстро окинул взглядом трактир. Два огромных бугая с разных сторон подходили к столу.
– Что, Ханк, обижают? – с ухмылкой спросил один из них. – Опять собираются поесть и выпить за твой счет? Помочь?
Альберт сбросил трактирщика со стола, и тот мешком дерьма упал на пол. Ральф легко встал на ноги.
– Не советую вам этого делать, – сказал он как-то подозрительно спокойно.
– Тебя не спрашивают, – с угрозой промычал один из «добровольных помощников» и попытался толчком вернуть Ральфа на место.
Не вышло. Черноволосый мягко ушел в сторону, нападающий неуклюже провалился вперед и, неожиданно нарвавшись на жесткий удар в солнечное сплетение, со стоном сложился пополам. Неудачно сложился – носом в стол.
– Убью! – заревел Карл, бросаясь в драку, но, споткнувшись о подставленную Альбертом ногу, растянулся на полу.
Вскочив с яростным ревом, он размахнулся, но тут от непонятно откуда прилетевшего удара искры вылетели из глаз, пол резко поднялся и ударил по затылку. На мгновение наступила темнота. Быстро очнувшись, Карл оценил обстановку. Ситуация складывалась не лучшим образом: старший брат лежал на полу, хрипя и зажимая разбитый нос, из которого струилась кровь. Жирный трус Ханк медленно отступал к кухне. А странные пришлые спокойно стояли и смотрели на него, как два кота на упитанную крысу.
– Вставай, дружок, – поманил швед, – не лежи на холодном полу, почки застудишь.
Притихшие рыбаки в голос заржали. Вставать Карлу совсем не хотелось.
– Ладно, дело твое, – усмехнулся Альберт, – а ты иди сюда!
Сделав несколько быстрых шагов, он схватил пытавшегося улизнуть Ханка за шею и рывком развернул к себе.
Глава пятая
О том, как опасно пытаться запустить руку в королевскую казну
– Вот вы как встречаете дорогих гостей, – жестко сказал Альберт. – То, что ты попытался нарушить договор, плохо. Напал на солдат короля – еще хуже. Но самое страшное – ты попытался запустить руку в королевскую казну, ведь наши путевые расходы полностью компенсируются. А наказание за это только одно. Знаешь, какое?
От испуга жадный трактирщик дрожал как осиновый лист. Небольшая речь командира нагнала на него столько страха, что он вот-вот начнет выплескиваться из ушей.
– Я не знал, что вы солдаты… – еле слышно хрипел Ханк.
– Здесь ты частично прав, мы не совсем солдаты, – нехорошо улыбнулся Альберт, – мы вервольфы.
Ханк ужаснулся еще больше. Ну конечно, кто еще имеет право носить полушубки из волчьей шкуры. Вервольфы. Волки-оборотни. Особое подразделение прусского короля, о котором в народе ходили истории, одна другой кошмарней. Разведчики и убийцы. Он почувствовал, как теплая струя потекла по ноге и потяжелели сзади штаны. Потянув носом воздух, Альберт убрал руку с его горла, и Ханк сполз на пол. Ни жив ни мертв. Он привык к раболепному почитанию местного быдла, которое грабил и в грош не ставил, на равных разговаривал с мастером Россинтена, а тут…
– Принеси веревку — тихо приказал Альберт своему спутнику.
Ральф вышел к лошадям. Вскоре волосяной шнур был перекинут через балку, и трактирщик вдруг осознал себя стоящим на шатком табурете с головой в петле.
– Все слушают! – громко и даже торжественно произнес швед. – Я, Альберт, командир отряда вервольфов, на основании данным мне королем Пруссии полномочий за организацию нападения на солдат короля и попытку обворовать королевскую казну приговариваю этого человека к повешению. Тебе есть, что сказать в оправдание?
– Я не знал… Нет… – хрипел Ханк, – нет… не надо денег… возьмите всё… возьмите всё… возьмите всё…
Последнюю фразу он повторял раз за разом, как заведенный.
– Что ты имеешь в виду? Поясни, будь так добр, а то я не совсем тебя понял.
– Ничего не надо платить… возьмите всё – деньги, жену, трактир… Возьмите всё, только не убивайте…
Альберт присвистнул.
– Мы солдаты короля, а не грабители. Теперь ты нанес нам оскорбление, а значит, оскорбил и самого короля.
Ханк не мог вымолвить и слова.
– И часто он здесь так промышляет? – спросил Альберт у рыбаков.
– Частенько.
– Почему терпите? Разве такие поступки делают честь вашему городу?
– Мы все сами попадали на эту удочку, – с горечью сказал старый рыбак, – и все ему должны. А еще эти… выкормыши… – он указал на лежащих на полу братьев.
– Ну что, вздернуть подонка? – спросил Альберт у рыбаков.
Ответом послужила тишина.
– В Древнем Риме, – продолжал он, – был обычай, согласно которому народ может помиловать преступника.
– Прости его, господин, – сказал старый рыбак, – он конченый негодяй, но все-таки человек.
Альберт грустно улыбнулся в душе. Рыбаки. Простые люди. Всякая тварь будет их грабить, измываться и гнуть под себя, а они молчат. И еще жалеют…
– Ну что, Ханк, ты в самом деле человек?
– Ч-человек… помилуй, господин…
– Но мне почему-то кажется, что ты вор, падаль и мразь.
– Ч… че… ч-человек...
– Я бы тебя с удовольствием вздернул, но народ решил пощадить твою жирную задницу. Ладно, учитывая вновь возникшие обстоятельства... Я имею в виду, что ты человек и полностью раскаялся… Ты ведь полностью раскаялся, не так ли?
– М… д… да-да-да!
– Ну так вот, – продолжал командир, – учитывая твое полное и чистосердечное раскаяние, я предлагаю оставить наш первоначальный договор в силе. А также, опять же учитывая твое раскаяние, я обещаю забыть про нанесенное нам оскорбление при следующих условиях: во-первых, ты накормишь и напоишь всех здесь присутствующих, причем самым лучшим шнапсом, а не тем пойлом, что принес нам в последний раз; во-вторых, ты всем присутствующим простишь долги, имеющиеся на настоящий момент, а в-третьих, ты пойдешь и помоешься – воняет хуже, чем от козла! Ну что, согласен?
– А может, все-таки вздернуть? – предложил кто-то из зрителей. – Этот мерзавец найдет способ отказаться от своих слов.
– Вряд ли. Этот договор – первый, который он исполнит от начала и до конца, – уверенно сказал Альберт.
– Да, да, да… – только и мог повторять трактирщик.
– Хорошо, что это понимаешь, добрейший Ханк. Можешь мне поверить: это самая выгодная сделка, заключенная в твоей никчемной жизни.
Альберт пинком выбил стул из-под ног трактирщика, и тот с диким криком рухнул на пол. Веревка оказалась еще не привязанной.
Глава шестая
Призрак
Вскоре ситуация разрядилась. На столах появились хорошие колбасы, приличное пиво и шнапс. Рыбаки продолжали громко разговаривать, кое-кто подходил поблагодарить воинов – от этого мерзавца пострадали многие. Альберт и Ральф просто отмахивались. Ветер на улице постепенно усилился. В трактир подтягивались припоздавшие посетители, и скоро все столы были заняты. Ханк сбивался с ног и скрипел зубами от злости. Оправившись от испуга, жадный трактирщик понимал, что теперь местные жители его и в грош не будут ставить. Расходы, убытки…
Пиво и шнапс текли рекой, столы ломились от еды. Разговоры за столами становились все громче и громче, за здоровье короля и его солдат поднимался тысячный тост.
И вдруг в дверь сильно постучали. Шум смолк. Никто из посетителей никогда не стучал в дверь трактира, просто открывали и входили. Стук раздался снова, да такой сильный, как будто били молотком. В третий раз раздался стук, и наконец дверь резко распахнулась. Клубы морозного воздуха влетели в помещение, а вслед за ними в трактир, тяжело шлепая лапами по неструганому полу, вошла утка. И не просто утка, а огромная черная утка, которую многие из здесь присутствующих мельком видели на воде залива. Вслед за мамашей, смешно переваливаясь, вошли два ее крупных черных утенка.
– Не может быть… – пробормотал кто-то из рыбаков.
Дверь захлопнулась сама по себе.
– Призрак, – прошептал другой рыбак.
Утка осмотрелась по сторонам.
– Здравствуй, добрый Ханк, – человечьим языком молвила она. Голос тяжелый и скрипучий, но слова произносятся вполне внятно, – прости, что беспокоим тебя. В этом мире осталось совсем мало Силы, и я не могу открыть Дверь. Пожалуйста, дай нам приют до завтра. Скоро потеплеет, и мы покинем твой дом.
Пораженные посетители трактира молчали. Ханк, подсчитывая в уме понесенные убытки, выпучил глаза.
– Ну так, это… Ночлег денег стоит. И немалых.
– Боюсь, что денег у нас нет. Но я буду тебе благодарна.
– Ха! – громко воскликнул наконец очнувшийся трактирщик. – Нужна мне твоя благодарность! Впрочем, – задумался он, – мы можем договориться. Мне как раз нужна свежая утятина!
Наконец первый шок прошел. Подвыпившие рыбаки грубо захохотали.
– Ну что, парни, хотите свежатинки? Хватайте их! – закричал Ханк.
Некоторые из рыбаков, основательно напившиеся халявного пойла, стали подниматься из-за столов.
– Стойте! – закричал молодой рыбак Тилл. – Это же наша черная утка, живущая в заливе! Нельзя поднимать на нее руку! Это Призрак, который помогает людям…
– Заткнись, когда старшие разговаривают, – рявкнул один из очухавшихся братьев и ударил рыбака кулаком в лицо.
Тилл упал на пол. Его друзья, больше не боявшиеся здоровенных братьев, ринулись на подмогу. Завязалась драка. Воины неподвижно сидели на месте. В глазах командира росла тревога – все было уж слишком необычно, хотя ни про Призрака, ни про черную утку он до этого ничего не слышал. Чутье старого солдата подсказывало опасность. Большую опасность! Альберт уже решил воспользоваться своим авторитетом в глазах рыбаков и заставить жадного трактирщика дать приют утке и ее детям, но не успел.
Глава седьмая
О том, как трактирщик заплатил за доброту
Ханк воспрял духом. Наконец-то появился кто-то, на ком можно выместить свою злобу. Из кухни он вышел с тяжелым разделочным ножом в руках и, воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было отвлечено дракой между рыбаками и братьями, поднял руку. С тихим свистом рассек воздух острый клинок. Но не был Ханк солдатом, промахнулся и вместо утки попал в ее утенка. Тяжелый нож глубоко вонзился в черную грудь.
И время остановилось. Замершие, смотрели люди, как утенок неуклюже заваливается на бок. Странная, тягучая неподвижность сковала людей.
Вдруг мир начал меняться. Тончайший свист, где-то на границе человеческого восприятия, возник из ниоткуда. Очертания предметов стали расплываться и дрожать, как в знойном летнем мареве. Воздух, наоборот, сгущался и, постепенно теряя прозрачность, наполнялся большими угольчатыми формами, напоминавшими толстые колючие снежинки, кружащиеся в ужасном танце. Сквозь потолок и стены трактира проникало все нарастающее, дрожащее сияние. Все громче и тоньше становился свист, уши ломило от боли, но никто не мог даже пошевелиться.
И вдруг как будто лопнула струна, и все прекратилось.
Тяжело ступая, черная утка подошла к упавшему утенку и клювом выдернула нож у него из груди. Тяжелый клинок с металлическим звоном упал на пол. Утенок был мертв. Долго стояла она над погибшим детенышем, не издавая ни звука. И наконец обернулась.
– Люди – странные существа, – грустно сказала она, – но теперь этот мир принадлежит вам.
Черная утка вновь повернулась к погибшему утенку. Пораженные, скованные неподвижностью посетители трактира ошеломленно наблюдали за тем, как он превращается в мальчика. Лет десяти, худощавого, совершенно голого, с длинными черными волосами. Утка упала на него и совсем по-человечески зарыдала.
Подавленные люди молча стояли. В грубые сердца проникали тоска и жалость, разливаясь по венам.
Наконец утка тяжело поднялась. Она подошла к неподвижному трактирщику и посмотрела ему прямо в глаза.
– А ведь это я весной спасла твою дочь, – сказала она, – знала про твою грязную душонку и все равно решила помочь. Но просчиталась, а за все приходится платить. Вот ты и заплатил.
Тяжело ступая, утка подошла к Тиллу, которого неподвижность застала лежащим на полу, и ущипнула за ногу. Молодой рыбак очнулся и сел, протирая глаза, – в момент убийства его кинули на пол.
– Возьми дочь Ханка, – сказала она, – и беги отсюда. Сюда идут Черные Воины из моего мира – вершить суд и забрать нас домой. Беги со всех ног!
Пошатываясь, Тилл пошел на второй этаж и стал поднимать спящего ребенка. Малышка проснулась и заплакала. Он пытался успокоить ее, но та плакала все громче и громче.
– Скорее! – закричала черная утка. – Черные Воины уже открывают Дверь!
Волна ужаса захлестнула Тилла. Он схватил теплое одеяло, завернул в него плачущую девочку и быстро спустился с лестницы. Дверь сама собой резко распахнулась и громко ударилась о деревянную стену. Рыбак выскочил на мороз в чем был и побежал сквозь метель по направлению к поселку. Подгоняемый волнами животного ужаса, он спешил изо всех сил, падал, поднимался и бежал дальше, прижимая к груди истерично ревущую девочку.
Глава восьмая
Мастер Томас
Первым на пути стоял дом мельника. В окне дрожал желтоватый отблеск светильника. Дверь оказалась заперта, мельник человек зажиточный. Как ошалелый рыбак стал бить головой и ногами по крепким доскам. Наконец раздался голос хозяина:
– Кто там ломится?
– Это я, Тилл. Эльберт, откройте скорее, у меня ребенок.
Недовольно ворча, мельник открыл засов. Рыбак прошмыгнул в темные сени, из них в комнату. На столе горела лампа, возле которой собралась семья – жена и двое деток. Супруга мельника отложила шитье и встала, мальчики бросили взгляд на Тилла с девочкой на руках и продолжили свою игру. В доме стоял запах свежевыпеченного хлеба и сухой травы.
– Там, это… в трактире… утка пришла… – еле смог пробормотать Тилл.
Жена мельника забрала отчаянно ревущую девочку и ушла в другую комнату. Сыновья отправились за ней следом. Без сил рухнув на стул, молодой рыбак пытался рассказать о случившемся, но голос не слушался.
– Там… в трактире… – только и мог выговорить он.
– Вот что, парень, успокойся да глотни вот этого, – мельник налил Тиллу полную рюмку шнапса, и тот выпил ее одним глотком.
Немного отдышавшись, рыбак рассказал Эльберту всю историю от начала до конца.
– Это ты хватил! – засмеялся мельник. – Интересно, чем вас этот жулик поит? Надо бы как-нибудь зайти и глотнуть пару рюмок.
Но Тилл упрямо стоял на своем. Пришлось мельнику согласиться.
– Идем к мастеру, – сказал он, – надо взять стражников и посмотреть на эту утку. Надень, вон, мой старый тулуп, не замерзнешь.
На удивление Тилла, мастер Томас сразу поверил рассказу. Причем слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием. А если и не поверил, то виду не подал.
– Ладно, пойдем за стражниками.
Дошли до караулки. Мастер громко заколотил в дверь. Внутри послышались возня и негромкие голоса. Наконец скрипнул засов. В тесном помещении караулки стоял густой винный запах, на столе валялись кости и остатки еды.
– Пьете, дармоеды? – строго спросил Томас.
– Да что, как можно! – ответил один из них. – Так, согрелись немного с мороза, сейчас опять на обход.
– Собирайтесь. Вальдемар, бегом за сержантом.
Посланный за начальником караула стражник, схватив тулуп, выскочил на улицу. Глава тяжело опустился на скамью – под столом раздался легкий предательский звон пустой посуды. Двое оставшихся борцов за порядок стояли навытяжку.
– Собирайтесь, – устало повторил глава, – пойдем к Ханку. Что-то там нехорошее произошло, чует мое сердце.
Наконец вернулся гонец с сержантом. Томас выбрал со стойки короткий меч, второй протянул мельнику – хоть и не солдаты, а с оружием как-то надежнее. Вышли за порог. Снег падать перестал, но ветер усилился.
– Я не пойду! – закричал Тилл. – Я боюсь!
– Тогда оставайся здесь и жди нас, – согласился мастер, – остальные – вперед.
Томас, Эльберт, сержант и трое стражников, утопая в снегу, двинулись к трактиру. Вскоре появилось ощущение страха, взраставшее с каждым шагом. Тропинку замело, и группа вооруженных людей медленно пробиралась вперед. Когда показались отблески света в окнах трактира, страх перешел в цепенящий, настоящий животный ужас, наполнявший каждую клетку тела.
– Дьявольщина какая-то, – пробормотал мастер. Будучи смелым и порядочным человеком, он не постеснялся признаться в своем страхе. – Так жутко, что ноги не идут.
Стражники, давно готовые броситься назад, остановились:
– Ясно дело, дьявол там. Пастора бы сюда.
– Вперед! Вы солдаты или трусливые бабы?
Пошли дальше. Через несколько шагов ужас сделался абсолютно невыносимым. И вот люди как будто пересекли невидимую границу и вошли в вязкую темноту, наполненную тонкими светящимися и пульсирующими нитями. Один из стражников не выдержал и с громкими криками побежал обратно. Стало понятно – дальше дороги нет.
– Не пройдем, – прошептал мастер, у которого от ужаса прерывалось дыхание и сердце стучало где-то возле самого горла, – надо возвращаться.
Обратная дорога, несмотря на глубокий снег, всем показалась на удивление короткой и легкой.
– Ладно, – сказал Томас, когда они вернулись в караулку, – пошли по домам, утро вечера мудренее. Как рассветет – всей страже собраться здесь. Трезвыми.
Глава девятая
Сон
Вернувшись, мастер Томас лег в постель. Но сон не шел.
Вспомнилось минувшее лето, когда пришлось пойти к этому жадному негодяю Ханку с поклоном – просить денег на приют для немощных. Жаловался трактирщик на сложности, тяжелые времена, торговался, требовал снизить сумму, но в итоге дал сколько сказано. Попробовал бы не дать… Путь пролегал по тропинке у залива, и вдруг краем глаза глава увидел Ее. Огромную черную утку, плывущую вдоль берега, и двое утят следом. И плывут как-то странно – не по воде вовсе, а по слою голубоватого тумана, стелющегося над заливом. Повернул голову – нет никого. Ни утки, ни утят, ни тумана. Лишь журчат легкие волны, накатываясь на прибрежный песок. «Померещилось, – подумал он тогда, – наслушался бабьих сказок».
Наконец тончайшая граница между явью и сном уступила. Томас провалился в мрачный омут, наполненный ужасом. И снилось ему, что возле постели стоят большие, страшно тяжелые фигуры и смотрят на него в упор. Мастер проснулся – весь в холодном поту, сердце стучит так сильно, что, кажется, вот-вот вырвется из груди. Но ощущение стоящих у постели фигур не исчезало. Собрался и резко открыл глаза – никого. Закрыл – опять здесь, стоят неподвижно и смотрят, смотрят, смотрят… Трое... нет, двое… нет, все-таки трое... Массивные, черные, тяжелые. И лица какие-то странные, вытянутые, нечеловеческие.
– Фу, дьявол, – выругался мастер, открыл глаза, встал и зажег лампу, – привидится же такое…
Больше в ту ночь он не ложился. И глаз не закрывал.
Глава десятая
Утро в Россинтене
Рано утром Россинтен гудел как растревоженный улей. Перепуганные люди толпились на площадке возле рынка. По рассказам, шепотом передававшимся из уст в уста, становилось понятно – ночные визитеры посетили если не всех, то большинство почтенных граждан рыбацкого поселка. Отмахиваясь от пытавшихся завести разговор, мастер вошел в караулку. Здесь было чисто, бравые стражники выстроились во фронт. Стараются храбриться, но по глазам видно – никто не спал.
– Ну что, бойцы, – тихо сказал Томас, – пора идти. Не все же время в караулке отсиживаться. Лукас, позови пастора, Феликс – доктора. Встречаемся возле поваленной сосны.
Выйдя за дверь, он пошел первым. «Стар уже, – думалось мастеру по дороге, – ни жены, ни детей. Как же мрачно на сердце…»
К утру мороз спал. Люди гуськом шли по своим вчерашним следам. Достигнув поваленной сосны, с корнем вывернутой яростным ноябрьским штормом, Томас присел на шершавый ствол. Ватага не отставала – прослывешь трусом, пиши пропало. Закрыл глаза, прислушался. Тихо переговариваются стражники, ветер шумит в кронах, где-то ближе к морю противно каркала ворона. Но пока страха не было. Мастер повеселел, появилась надежда.
– Пошли! – скомандовал он, увидев приближающихся доктора и пастора.
Осторожно двинулись дальше. Вот и место, где вчера пришлось развернуться. Ничего. Похоже, путь свободен. Стражники медленно шли по глубокому снегу, сжимая в онемевших руках мечи и копья. Вскоре показался трактир, черным пятном проглядывавший среди невысоких деревьев.
– Подойдем и остановимся в пятидесяти шагах, – тихо скомандовал мастер.
Поднялись на небольшой пригорок. Довольно страшноватое здание трактира, и раньше не отличавшееся особой красотой, выглядело особенно мрачно. Было тихо, вроде все в порядке. Может, вчера померещилось? Но не всем же сразу...
Один из стражников двинулся вперед.
– Куда прешь! – заорал сержант во всю луженую глотку, стараясь громким командным голосом придать смелости себе и своим людям. – Не слышал приказ господина Томаса? Ближе пятидесяти шагов не подходить! Иди сюда! Сюда, я сказал!
Помогло. Услышав знакомый сержантский рев, стражники заулыбались и воспряли духом. Мастер обернулся – вслед за ними тащились любопытные граждане.
– Трактир в кольцо! – уверенным голосом приказал Томас. – Людей не подпускать. Сам останешься здесь. Выдели мне пару ребят понадежнее.
– Господин мастер… – обиделся сержант.
– Здесь приказываю я. Зайду первый, незачем молодых подставлять. Если что со мной случится – ты за главного в городе. Тогда вызывай подмогу из Кёнигсберга и действуй по обстановке.
Глава одиннадцатая
В трактире
С громким скрипом дверь отворилась. В полумраке трактира были видны лежащие на полу трупы. Мастер осторожно вошел внутрь. Стараясь не касаться мертвецов, обошел зал. Вроде опасности нет.
– Заходите!
Двое стражников зашли следом.
– Обыскать дом, – приказал глава и занялся осмотром погибших.
Похоже, все умерли от одной причины: глубокая рана в груди у каждого. Вскоре обнаружилось и орудие убийства – тяжелый разделочный нож, воткнутый в крышку одного из столов. Томас попытался вытащить клинок, но тот глубоко сидел в толстенной доске и не поддавался. «Ладно, – решил он, – потом достанем».
В одной из комнат наверху нашли жену трактирщика, ее постигла та же участь, что и всех остальных. Привыкшие к смерти стражники стали выносить трупы, складывая в рядок на расчищенное от снега место. Мрачная настороженность людей сменилась деловитой суетой и оживленными возгласами. Особо любопытные из числа горожан стремились подойти поближе. Толпу отогнали. Доктор с умным видом осматривал трупы, пастор читал молитвы.
Покинув трактир, Томас медленно ходил вдоль ряда мертвецов, и его что-то настораживало, но пока не удавалось осознать, что же именно. Наконец он понял: несмотря на то, что причина смерти у всех одинакова, выражения лиц и глаз абсолютно разные. Вот двое мужчин, похоже, воины, не местные, видимо, остановились на ночлег – их положили рядом, чуть в сторонке. У первого, старшего по возрасту, скорее всего командира, глаза наполнены тревогой. Младший чуть улыбается. А вот два братца, это свои, местные подонки – морды перекошены, глаза вылезли из орбит и полны ужаса. Здесь рыбаки, кто-то умиротворен и спокоен, другие умерли в диком кошмаре. Жена трактирщика. Хорошая была девчонка, но дура – соблазнилась деньгами. Лицо спокойное, а глаза даже как будто счастливые…
– Господин Томас, – оторвал его от раздумий доктор, – в конюшне лошади, мертвые. Ран нет.
– Похоже, не пережили бедолаги этого ужаса, – пробормотал мастер.
– А Ханк-то где? – закричали из толпы. – Где этот пройдоха?
К этому моменту вынесли всех. Но трактирщика не нашли.
– Еще раз обыскать дом, – распорядился глава, – все перерыть, но найти Ханка обязательно!
Стражники, проявляя усердие, ломанулись внутрь. Некоторое время было тихо, лишь иногда слышался звук передвигаемой мебели. И вдруг с громкими криками люди стали выбегать наружу.
– Стоять! – заорал сержант. – Строиться! Бегом!
Привыкшие к подчинению стражники выстроились в линейку.
– Что там?
– Нашли в кладовой… Ханка.. ну почти Ханка…
– Всем стоять здесь, – приказал глава, – я пойду один.
Глава двенадцатая
Плохая примета
Мастер медленно поднялся по скрипучим ступенькам. Для того чтобы попасть в кладовую, нужно было пройти через кухню. На большом разделочном столе лежала гора из кусков свинины. Чуть подальше из приоткрытой двери кладовой выступало лежащее на полу тело человека. Небольшое окно под потолком давало мало света, и поначалу в полумраке сложно было что-то разглядеть. Томас осторожно подошел. Ханк как Ханк – жирная задница, засаленная тужурка, лежит, уткнувшись мордой в стену. Ничего необычного.
Наклонившись над мертвецом, мастер с трудом перевернул его на спину и отшатнулся. Человеческого лица у трактирщика больше не было. Вместо него – утиная морда. Глаза… Какие глаза… Похоже, в них отразились все муки этого бренного мира. Уродливый клюв широко раскрыт в беззвучном крике...
– А-а-а-а-а-а-а-а-а... – вдруг совершенно явственно услышал мастер в своей голове дикий, исполненный невероятного ужаса и кошмарной боли нечеловеческий вопль.
Томас содрогнулся. В глазах потемнело. Колени согнулись от накатившей слабости, и, чтобы не упасть, ему пришлось опереться о стену. В следующее мгновение резкая боль пронзила сердце.
«Есть вещи похуже смерти, – подумал мастер, – не дай бог принять такой конец!»
Придерживаясь за стены, Томас тяжело вышел на свежий воздух. Отойдя подальше, сел прямо в сугроб. Растер снегом лицо, чувствуя, как отпускает слабость и боль, отмахнулся от желающих помочь.
И тут мастеру стало понятно, что же нечеловеческого было в лицах ночных гостей. Черные люди с утиными мордами...
– Сержант!
– Я здесь!
– Двери и окна заколотить досками, а трактир сжечь. Немедленно! Погибших – в город, похороним.
Люди засуетились. Снарядили гонцов за досками и маслом. Мастер встал и потихоньку пошел назад. Миновал поваленную сосну и, поскользнувшись на утоптанном снегу, неловко упал. Потом перевернулся на спину и долго смотрел в мрачное небо. «Зачем дал команду двери и окна досками забивать? Все равно сгорит. И нож в столешнице забыл, надо было сохранить как улику». Возвращаться не хотелось. «Стар стал… Хватит начальствовать, пора на покой».
Эту жуткую трагедию жители Россинтена изо всех сил старались забыть. Вспомнишь – и встают перед глазами ночные визитеры. Страшные, черные, тяжелые. И смотрят, смотрят, смотрят…
За зимой пришла весна, пригрело солнышко, у людей появились новые заботы, печали и радости. Менялись поколения, и вскоре история окончательно забылась, то ли унесенная холодным зимним ветром, то ли засыпанная мелким морским песком.
Но осталось поверье, причины которого уже никто не помнит: НИКОГДА НЕ ОСТАВЛЯЙ ВОТКНУТЫЙ В СТОЛ НОЖ! Говорят, плохая примета.
Конец!